М. Чегодаева. Статья «Вечная память художнику». 2015
Так назвал Дмитрий Дмитриевич Жилинский свою картину, изображающую один из самых горестных моментов его жизни – отпевание его жены, художницы Нины Жилинской. Живописец с поразительной достоверностью запечатлел отпевание художницы – не в церкви, а в «храме искусства» – мастерской. Служит священник, стоят вокруг гроба близкие, друзья, переданные с присущим Жилинскому идеальным сходством. Скорбные, поникшие, опустившиеся на колени… А дана композиция как бы сверху, фигуры первого плана зрительно кажутся мельче тех, что в глубине; дальняя стена мастерской с работами Нины как бы наплывает на зрителя. С чьей, такой необычной, парящей под потолком точки зрения дано нам увидеть сцену отпевания? Не так ли видит свое оставленное тело, своих близких отходящая, но еще не отошедшая далеко, еще пребывающая рядом с нами душа умершего?
Вот теперь отошел и Дмитрий. Отошел ли? Или просто избавился от изболевшегося старческого тела и красивым, молодым ушел к замечательным людям, которым дал вечную жизнь в своих портретах и картинах, – Николаю Михайловичу Чернышеву и Ивану Сергеевичу Ефимову, Владимиру Андреевичу Фаворскому и Петру Леонидовичу Капице; к расстрелянному в 1937 году отцу и погибшему в 1941-м брату? Каждая картина, каждый портрет кисти Жилинского – биография человека. конкретное «место и время» его жизни. Совсем уже дряхлый Чернышев; Капица и его жена, практически заключенные на своей даче на Николиной горе под домашний арест; он сам, Дмитрий с семьей, с матерью, с убитой собакой на руках…
Спокойствие живописи Жилинского, локальные цвета, гармоничные в своей чуть приглушенной «темперной» гамме, но всегда светлые, оптимистичные даже в самых трагических сценах, могут показаться отстраненностью, отрешением художника от личных эмоций, от столь присущего современным художникам «самовыражения». Жилинский в своем творчестве редкий «альтруист»: он весь отдается людям, событиям, возникающим на холсте под его кистью. Он действительно «воскрешает» их – из странной мистической дали, из небытия выходят, обретают плоть люди, знакомые нам и незнакомые, до галлюцинации живые и реальные… Только что не движутся, не говорят – но не дано двигаться и говорить душам предстоящим, ушедшим «за грань», явившимся на призыв художника из другого, вечного существования. Многие ушли навсегда, вместе со всем своим миром, как ушел в картине-фризе, посвященной МХАТу, молодой, исполненный творческих дерзаний Художественный театр, целый пласт русской культуры рубежа веков: Чехов, Станиславский, Мейерхольд, Книппер – круг лучших русских артистов, писателей. Другие герои Жилинского живы, но вернулись из своего прошлого, из каких-то неповторимых мгновений прошедшей жизни. Да, они здесь, с нами, но уже не те. Где сейчас молодые атлеты 60-х – сильные, гибкие, совершенные в своей мужественной красоте? Их нет в сегодняшнем дне, как нет погибших отца и брата художника, оставшихся навсегда один – в 1937-м, другой в – 1941-м.
Говорят, на грани смерти человек с необыкновенной яркостью переживает самые значительные события своей жизни. Это не просто воспоминания: события словно бы хранились записанными на какой-то «диск» и проигрываются вновь во всей своей реальности. Таким «проигрыванием» прожитого, пережитого представляются мне работы Жилинского. Странно, но художник постоянно, не щадя себя, обращается к самых тяжелым, трагическим мгновениям своей судьбы. Арест отца. Смерть Нины. Да и написать автопортрет с убитой любимой собакой на руках мало кто решится... Впрочем, что же тут странного: эти мгновения так значительны, так сильны, так постоянно присутствуют в душе художника, что не могли не материализоваться, не запечатлеться в красках – целомудренно скупо, без малейшего художественного нажима, как-то иконописно светло. В искусстве Жилинского вообще нетрудно подметить обращение к русской иконописи и не только в использовании техники темперы по левкасу, не только в пристрастии художника к чистым естественным цветам, к художественным пластическим качествам древнерусского искусства. Он воспринял прежде всего его духовную силу, его прямую причастность Богу.
В наше время, когда искусство всеми доступными и недоступными ему средствами пытается вырваться за грани жизни и смерти, культивирует черную магию, представляет смерть в самых ужасных, устрашающих формах, Жилинский переступил грань бытия естественно, ничего не деформируя, ничего не ломая, не отказываясь ни от одной, самой малой подробности жизни. Поведал о бессмертии каждого из нас, бессмертии каждого мгновения нашей судьбы, каждого цветка, каждого плода земного. Всякое событие жизни человека, всякий его возраст, пройдя, остается и пребудет вечно – это чувство, рожденное творчеством Дмитрия Жилинского, наполняет душу благодарностью к художнику, верой в то, что и он сам сейчас где-то очень близко, пребывает с нами, такой же светлый, мудрый, чистый, каким мы его знали… Знаем! Вечная признательность и любовь художнику!