Российская академия художеств

Звук привычный, звук живой, исторгнутый из глубины человеческой трагедии и высоких тайн народной жизни в обликах неслыханной изысканной непосредственности, неприкасаемой стройности и непостижимой природной новизны мелодического волхвования в личном космосе любви, красоты, строгости совершенного искусства, угнетающей творца силы чувства и простого смирения от осознания неосуществленного – таков Шопен. Таков Шопен – поляк по матери, француз по отцу, гений Польши, Гражданин мира, любимец России, родной для нее человек, воспетый сердцем. Он ушел в 39 лет. Был похоронен в Париже. Его сердце покоится в костеле св. Креста в Варшаве (волнения, что испытываешь под сводами этого храма в мыслях о сердце Шопена, реальном символе его звучащей души, не высказать). Его портрет - в круговой череде овалов с великими именами в Большом зале Московской консерватории. Он вглядывается в нас – в том же Большом консерваторском зале – и с многолюдного полотна Ильи Репина «Славянские композиторы» (сочинявшегося в совете с бескорыстно и горячо возлюбившим шопеновские творения Владимиром Стасовым), где пребывает в обществе Глинки (его сравнивали с Шопеном лучшие художественные умы нашего Отечества) и Балакирева (несравненного композитора, исторического музыкального деятеля, но также выдающегося пианиста, много и замечательно исполнявшего Шопена в публичных концертах и домашних музыкальных собраниях). Сегодня можно и подивиться тому, сколь велика была тяга нижегородца-петербуржца Милия Алексеевича Балакирева (в этом году 100 лет со дня его кончины) к творчеству и личности Фредерика Франчишека Шопена из Желязовой Воли близ Варшавы, где 200 лет назад, 1 марта 1810 года - по другим данным неделей раньше - он явился свету и миру.Однако именно Балакиреву, со всею непременностью, обязаны поляки и все мы тем, что Желязова Воля стала почитаемой музейной ценностью. Балакирев побывал этой деревне в начале октября 1891 года, с трудом отыскав святое для культуры место («Сыпучие пески кругом, а на возвышенной несколько местности стоит один небольшой домик… и насупротив его другой домик – поменьше, нечто вроде флигелька… Флигелек я осмотрел подробно… Боже, что за развалина! Едва остался след жилья людей образованной среды. Полы, окна попорченные, штукатурка обвалилась, во всех углах сырость»). Его авторитет и деятельность немало способствовали тому, что к 1894 году (14, а по старому стилю 2 октября) в Желязовой Воле при большом стечении публики (сохранилась фотография) был открыт – на средства, в сборе которых Балакирев принимал непосредственное деятельное участие, - памятный обелиск в честь Шопена с барельефным портретом работы Б. Жоховского. Милий Алексеевич участвовал в церемонии («Все празднество это отличалось задушевностью») и играл на поставленном под елью пианино («Публика стояла молча, благоговейно обнажив головы» - свидетельствовал «Варшавский дневник»). Через два дня в Чрезвычайном концерте Варшавского музыкального общества в честь Шопена Балакирев исполнил Балладу f-moll, Мазурку a-moll, Ноктюрн G-dur, Полонез c-moll и Сонату b-moll - с похоронным маршем («Успех огромный. Мне поднесли лавровый венок»). В рецензии на концерт Балакирев был назван «лучшим толкователем Шопена», «предметом самых теплых, восторженных оваций» («Обладая удивительно мягким туше и безукоризненной фортепианной техникой, г. Балакирев всю свою душу выливает в самой вещи»)… Вскоре после первого посещения Варшавы Милий Алексеевич передал в Императорскую публичную библиотеку подаренный ему племянником композитора автограф Шопена («на одной стороне этого листочка написана Шопеном целиком одна из ранних его мазурок в тоне es-moll, редакция которой несколько изменена в печати; другая же сторона испещрена малопонятными музыкальными набросками; судя по мазурке, препровождаемый манускрипт должно отнести к ранней эпохе композиторской деятельности Шопена»). А в 1908 году в связи с приготовлениями к сооружению памятника Шопену в самой Варшаве Балакирев создал Сюиту для оркестра на основе этюда, мазурок, ноктюрна и третьего скерцо Шопена и посвятил ее Комитету по постановке памятника, еще раз заявив о своем «благоговейном отношении к памяти гениального Шопена»… Благоговейное чувство по отношению к Шопену испытывали многие из великих людей искусства, высочайше в России ценимые: Роберт Шуман, Ференц Лист, Феликс Мендельсон-Бартольди, Генрих Гейне, Эжен Делакруа, написавший портрет Шопена, поистине конгениальный самому композитору, и оставшивший бесценные дневниковые записи о Шопене (какой печали исполнены строки Делакруа: «Сопровождал Шопена в карете на прогулку. Хотя я и очень устал, но был счастлив услужить ему хоть чем-нибудь. Елисейские поля, Арка Звезды. Бутылка вина в кабачке, остановка у заставы и т. д. Он говорил со мною о музыке, и это оживляло его. Я спросил, что такое логика в музыке. Он мне в общих чертах разъяснил»… «Вечером у Шопена. Нашел его в крайнем упадке сил, почти без дыхания. Мое присутствие помогло ему, спустя некоторое время, прийти в себя»… «Какая потеря! Сколько подлецов живет преспокойно, в то время как угасла такая великая душа!»)… «Напоминает Делакруа», - записал в своем дневнике о драматичном шопеновском Ноктюрне c-moll Святослав Рихтер, недавно ушедший наш великий современник. О другом шопеновском Ноктюрне - Fis-dur - этот блистательный пианист писал: «Совершенно необыкновенный. В нем есть нечто таинственное… Любовь к музыке впервые пробудил во мне этот ноктюрн Шопена, который я услышал от папы в раннем детстве… Любил Шопена и продолжаю любить… Шопена надо играть так, чтобы получилось нечто неожиданное; тогда будет хорошо»…

Профессор Андрей Золотов, заслуженный деятель искусств, академик Российской академии художеств