Российская академия художеств

250 лет назад в годы царствования императрицы Елизаветы Петровны по инициативе куратора Московского университета графа Ивана Ивановича Шувалова, мецената и коллекционера, человека редкой образованности и высокого художественного вкуса был издан Указ Сената от 6 (17 по новому стилю) ноября 1757 года о создании в Санкт-Петербурге «Академии трех знатнейших искусств» – живописи, скульптуры, архитектуры. 4 ноября 1764 года высочайшим указом императрицы Екатерины II были утверждены «Превилегии и Устав Императорской Академии». Учреждение Академии художеств было прямым осуществлением замысла Петра Великого, его распоряжения о создании в России «Академии наук и курьезных художеств». Царь привлекал в Россию наряду с иностранными учеными, фортификаторами, кораблестроителями архитекторов, живописцев, скульпторов, мастеров гравюры, требовал, чтобы в Академии наук изучали искусства. Подобно всему, что он задумывал и осуществлял, Петр мыслил Академию художеств, как обновление России, как ее могучий рывок вперед, в новое время, в широкий мир. Россия должна была стать великой мировой державой, ни в чем – в том числе и в искусстве – не уступающей развитым странам Запада.

Российская Академия художеств очень быстро достигла уровня европейских академий. Уже в XVIII веке, спустя всего какие-нибудь два десятилетия после открытия, ее выпускники – многие из них стали первыми русскими преподавателями Академии, – архитектор Баженов, скульптор Шубин, живописцы Рокотов, Левицкий, Боровиковский и др. достигли такого мастерства, создали вещи такого уровня, с которыми могут равняться только работы крупнейших художников XVIII века Франции и Англии. Члены Академии являлись для молодежи образцом и высшим авторитетом.
Фактически, все русское искусство XVIII–XIX–XX веков вышло из художественной школы Академии художеств. Выпускниками Академии были крупнейшие русские художники – перечень известных имен занял бы не одну страницу. Выпускники Академии создали Московское училище живописи, ваяния и зодчества и преподавали в нем, прививая своим ученикам академическую школу профессионального мастерства. Выпускники Академии разъезжались во все уголки России, создавая и в больших, и в малых городах художественные училища, частные школы с той же академической системой преподавания.

В части преподавания Российская Императорская Академия художеств была хранительницей традиций классического искусства. Классическое наследие служило и основой профессионального обучения, и мерилом качества художественного произведения. Классическая традиция оставалась «антеевой землей», фундаментом, без которого не мыслилось художественное творчество. С Академией художеств сопрягались представления о незыблемой связи времен, преемственности великого искусства, высоком профессиональном мастерстве.

Эта «классичность» Академии, присущие ей, подчас излишне охранительские тенденции, нередко воспринимались молодежью, как консерватизм, вызывали революционное отторжение, приведшее в 1863 году к знаменитому «бунту четырнадцати», когда группа учеников выпускного класса во главе с И.Крамским, отказалась писать конкурсную работу на заданную тему из скандинавской мифологии «Пир в Валгалле» и вышла из Академии. Многие позже вошли в «Товарищество передвижных выставок».

Но в отрицании Академии, «передвижники» упускали из вида, что не только их профессиональное реалистическое мастерство, их честность по отношению к натуре, их отличное владение рисунком, перспективой, объемом, законами композиции и пр. были заложены академической школой, но и их высокая нравственность, стремление быть полезными своему народу возросли на ГУМАНИЗМЕ, который при всех присущих ей недостатках исповедовала Академия. Вершина этого гуманизма – гениальное «Явление Христа народу» Александра Иванова, картина, построенная по всем законам академической живописи и при этом исполненная такой человечности и такой «божественности», какой достигали лишь самые великие творения всей мировой истории искусства. * * *

Невероятный научно-технический взрыв, пришедшийся на вторую половину XIX века, отсек новейшее время от всей многотысячелетней истории человечества. Передовые люди прониклись непреложным убеждением, что сотворению «нового мира» должно предшествовать беспощадное уничтожение «старого», настолько враждебного новому, что ничего иного, кроме полной ликвидации к нему не может быть применено. «Мы пришли, ... чтобы выжечь в мозгу плесень прошлого. ... Мы предсказали свержение всего академического хлама и плюнули на алтарь его святыни»[*]– гремел Казимир Малевич.

Рождение нового искусства не мыслилось без беспощадного разрушения старого. «Футуристы» требовали закрытия Академии художеств, как учреждения, отжившего свой век, реакционного, не созвучного идеям революции. Но – «насмешка Неба над Землей!» – «авангард» сражался с Академией ее же оружием. Молодые новаторы прошли отличную академическую школу, поставившую им глаз и руку, воспитавшую чувство цвета, формы, пространства, вырастившую в них художников. Классика жила в них – они не могли «выжечь» ее из себя. Они творили свое, новое искусство, но строили его на основах старого «академического» мастерства. По существу, они могли всё – «реалистические» работы Анненкова, Альтмана, Татлина, Митурича, Штеренберга и др. не уступали в «классичности» лучшим образцам «традиционного академизма».

Русское искусство 1910-20-х годов ныне воспринимается во всем мире как «классическое наследие», школа, без которой уже не мыслится современное искусство. Академия была отвергнута – академическая «школа» оставалась основой профессионализма, все тем же фундаментом, на котором только и возможно созидание нового. * * *

Самыми тяжкими в истории Академии были 1947-1953 годы, когда ей приказным порядком были навязаны полицейские функции, поручено исполнять в сфере изобразительного искусства то, что в сфере музыки, кинематографа, литературы исполняли пресловутые «ждановские» постановления ЦК КПСС: запрещать, поносить, фактически уничтожать всё самое яркое, что было в русской культуре, отлучать от преподавания, от возможности выставляться наиболее талантливых мастеров. Все новаторские открытия в искусстве ХХ века были отвергнуты, запрещены как буржуазные и формалистические.

Казалось бы, ничего кроме вреда, принудительного отката назад «академическое воспитание» образца 1948-53 годов не могло принести и, тем не менее, именно в это мрачное время в институтах Академии прошли школу художники, определившие собой весь последующий период, обновившие наше изобразительное искусство. Они сумели обрести ту «академическую выучку», без которой их искусство не могло бы достигнуть высоты, какой достигло оно в 1960-70-е годы.
Как это произошло? Несомненно, предписанная академическим обучением многочасовая работа с натуры была тренингом, который, подобно ежедневным упражнениям у станка балерины, гаммам и экзерсисам у музыканта-исполнителя дал те основы ремесла, без которых художник при самом большом таланте все-таки остается дилетантом. Но не только это. Поворачивая искусство вспять, идеологи «социалистического реализма» недооценивали животворной гуманистической силы русского искусства XIX века. Вопреки всем усилиям педагогов-«соцреалистов», ориентация студентов на творчество Репина, Сурикова, Левитана, общение с чудесной русской природой и великим древнерусским зодчеством Владимира и Суздаля, где проходила летняя практика ГМХИ, рождали чувство неразрывной связи с прошлым, с великой историей, с подлинной Россией, вызывали потребность передать в своих работах эти ощущения.

Загнанные под почву, но не оборванные нити классической преемственности – русского импрессионизма, русского рисунка и акварели жадно воспринимались талантливой молодежью. Их подлинными учителями были художники, в те годы отвергнутые, задвинутые на второй план, а позже явившиеся славой Академии – такие, как Сергей Герасимов, Фаворский, Дейнека, Сарьян, Кончаловский и др. Их уроки во многом предвосхитили тот расцвет, который последовал в нашем искусстве непосредственно после 1953 года.

Художники-«шестидесятники» и «семидесятники» составили мощную когорту мастеров самого высокого класса, Вот имена, далеко не все – Попков, Жилинский, Виктор Иванов, Моисеенко, Васнецов, Оссовский, Коржев, Никонов, Андронов, Назаренко, Нестерова, Голицын, Обросов, Захаров, Май Митурич, Курилко, Зверьков, Салахов, Никогосян, Пологова, Митлянский, Мессерер, Боровский, Левенталь – впечатляющий список! – создавшие искусство ярко-новаторское, воплотившее свое время во всей его противоречивой сложности, и прочно связанное с великими традициями классического наследия. Ими были подхвачены «знамена» ОСТа, «Бубноаого валета», русского импрессионизма, принудительно выбитые из рук художников в предшествующую эпоху.

То, что происходило в изобразительном искусстве было в полной мере аналогично тому, что происходило в 1960-70-е годы в литературе, театре, кинематографе – в творчестве поэтов «площадей и стадионов», театре «Современник» и Театре на Таганке, в фильмах Чухрая и Данелия, воскресивших традиции Маяковского, Мейерхольда, Вахтангова, Эйзенштейна. Это поколение составляет ныне оплот Российской Академии художеств, ее президиум. К этому поколению принадлежит ее президент Зураб Церетели. * * *

В сегодняшнее, трудное противоречивое время на Российскую Академию художеств ложится особая ответственность не только перед Россией, но перед всем миром. Чудовищная жестокость, с которой столкнулось человечество в первые годы ХХI века, распространение СПИДа, необходимость осмыслить трагическую историю ХХ века с ужасами мировых войн и тоталитарных режимов, неразрешенные проблемы экологии – и, что может быть, самое страшное: потеря Бога, ощутимый откат от Христа в странах Христианской культуры, последствия 70-ти лет советского безбожия – все это порождает в людях смятение, неуверенность в завтрашнем дне, мучительный страх смерти.

Можем ли мы не ощущать поистине трагического состояния души современного человека, охваченного чувством бессилия, рабской зависимости от неподвластных ему природных и «рукотворных» катастроф? Мировое искусство – а отчасти и поддавшееся тем же настроениям наше, российское сплошь и рядом только усиливает эту мучительную тревогу, насаждает с экранов телевизоров, с мониторов компьютеров жестокость, убийства, порнографию, извращенный секс… Кое-кто видит в этом «приобщение к современной глобальной мировой культуре», считает верность национальным традициям чем-то «маргинальным», безнадежно устаревшим. Долг Российской Академии художеств противостоять таким тенденциям. Никто, так как мы не испытал на своей собственной судьбе, к какой катастрофе приводит самоуверенный отказ ОТ БОГА, ОТ САМИХ СЕБЯ, потеря себя – вплоть до потери исторического названия своей страны.

То, что сопрягалось с понятием «страна РОССИЯ» – ее вечные ценности, ее история, ее народные традиции, ее религия – в стране СССР извращалось, запрещалось, подвергалось глумлению. Слишком от многого мы горделиво отказались, слишком многое разрушили, отбросили, предали. Не только наша история – сама наша родина оказалась искусственно расчлененной на «ДО» и «ПОСЛЕ» семнадцатого года. Всякое царство, разделившееся само в себе опустеет, и дом, разделившийся сам в себе, падет. (Лк.,11/17) Сейчас мы собираем свой дом, собираем САМИХ СЕБЯ, возвращается к себе – к своей истории, своим героям и мученикам, к непреходящим христианским ценностям, на которых выросли и европейская, и русская цивилизация.
Академия художеств делает все возможное в этом направлении: ее руками был восстановлен в Москве Храм Христа Спасителя, взорванный большевиками. Это восстановление было не просто реконструкцией известного памятника архитектуры – но символом покаяния и возвращения в Россию Иисуса Христа. Современный российский художник – если это настоящий художник – в каких бы стилистических направлениях он ни работал, не может не ощущать с болью, с тревогой, с великим чувством ответственности состояние своей страны, своего народа.

Примером такой душевно чуткости служит вся деятельность президента Академии Зураба Церетели. * * * Церетели и Академия... Можно без преувеличения сказать: позиция Церетели – это позиция Российской Академии художеств, впечатляющая заявка на то значение, ту роль, которую по праву может и должна играть Российская Академия художеств в сегодняшней судьбе России и всего мира. В течение ХХ-го века шла воистину апокалипсическая борьба добра и зла, Христа и Антихриста; перешагнула в ХХI век. Как противостоять злу? Вопрос вопросов, стоящий перед человечеством.

Для Зураба Церетели – самый естественный путь в борьбе со злом заключается в художественном творчестве, в высоком гуманистическом искусстве. Прекрасный скульптор, Церетели никогда не ждет заказов – человеческая совесть побуждают его откликаться – на все, что волнует людей тем, чем он владеет – своим искусством СПИД называют чумой ХXI века, но в чем-то он страшнее грозных эпидемий, опустошавших Европу в Средние века. В отличие от холеры и чумы, охватившая мир эпидемия СПИДа тесно связана с моральным состоянием общества – с духовной пустотой, с потерей Бога, с сексуальными извращениями и распущенностью, наркоманией, циничным безразличием и безответственностью по отношению к обществу, к самым близким людям, к самому себе.

Как бороться со СПИДом? Зураб Церетели создает величественный монумент, который, будучи установленным на площади города, взывал бы к людям, останавливал внимание, кричал, напоминал: «Люди! Будьте людьми! Опомнитесь! Вспомните о вечных, непреходящих ценностях – о чистой, возвышающей душу любви, о красоте молодого прекрасного тела, о высокой облагораживающей силе искусства!» Террористические акты, ознаменовавшие начало XXI века, на который человечество возлагало такие надежды, как на эру разума и добра, страшны более всего неотвратимостью. Что может остановить обезумевшего фанатика, решившегося пожертвовать своей жизнью ради зверского уничтожения сотен, тысяч ни в чем не повинных людей? Ощущение беззащитности перед злом – самый горький результат разгула террора. Люди в панике, люди в страхе, всех подозревают, ничему не верят... Мы не имеем права поддаваться таким чувствам, допускать такие настроения!

Злу может противостоять только ДОБРО, человеческая солидарность, способность СО-СТРАДАТЬ – ощущать страдания другого как свои собственные. Зураб Церетели обладает способностью сострадать в высшей степени. Предложенный им Соединенным Штатам Америки и установленный в Нью-Йорке памятник жертвам 11 сентября 2001 года – символ, понятный буквально каждому и способный вызвать отклик в сердце каждого человека. 30-метровая бронзовая стела повторяет очертания гигантской башни торгового центра Нью-Йорка, но тело башни расколото, распорото страшной рваной раной, и в этом мучительно-больном проеме навсегда повисла хрустальная слеза, ассоциирующаяся с колоколом церковной звонницы... Слеза скорби, слеза сострадания и солидарности….

Последняя большая работа Церетели – памятник семье Романовых, расстрелянной большевиками в Екатеринбурге в 1918 году. Николай, его жена и дети представлены уже причисленными к лику святых, с нимбами вокруг голов, погруженными в подобие сна, в «пакибытие»…. А за их спинами реальная стена, изрешеченная пулями, с гвоздями от подвала Епатьевского дома. Памятник скорби и покаяния, мужественное принятие нашей истории такой, какой она была. Подчеркиваю еще раз: позиция президента Российской Академии художеств Зураба Церетели – это позиция Академии, позиция всех крупнейших современных мастеров изобразительного искусства, составляющих ее «ареопаг». * * *

В связи с юбилеем вновь вспоминаются заветы Петра Великого. Академия художеств была для него приобщением России не только ко всему великому богатству общемировой культуры, но и к новейшим достижениям европейского искусства своего времени, одним из прорубленных им «окон в Европу». Сюда, по новым им волнам Все флаги в гости будут к нам, И запируем на просторе. На протяжении всей своей истории Академия оставалась таким «окном», не теряла связи с Западом, отправляла лучших своих выпускников стажироваться во Францию, в Италию. И современная Академия не замыкается от мировых тенденций, от всего нового, приходящего к нам из Европы, из США. Но означает ли это побег из собственного дома, отказ от того, что составляет его традиции, его неповторимость и красоту»? Да, Россия с петровских времен не боялась учиться у Запада, доверчиво распахивала двери перед всем новым, талантливым, что создавали и привносили в нее французские, итальянские, немецкие, английские мастера. Но не стеснялась и претворять чужое новое по-своему, возвращать миру обогащенным, обновленным, часто многократно усиленным.

Почему бы и сейчас не обогатить Запад нашим многообразием художественных направлений, за рубежом сведенных на нет; профессиональной школой изобразительного искусства, у нас сохраненной, а у европейцев, – по собственному их признанию практически, почти утраченной? А разве не должны именно мы, пережившие на протяжении ХХ века такие взлеты и падения, такой отказ от Бога и такое страстное к нему обращение, каких не пережил ни один народ мира – напомнить, прокричать миру о гуманистической, нравственной ответственности искусства? Право же, миру есть чему поучиться у России. У Российской Академии художеств.

[*] К.Малевич. Наши задачи. - «Изобразительное искусство» . Пг, 1919. С.27-30

М.Чегодаева

версия для печати