Российская академия художеств

В ноябре-декабре 2006 года в Петербурге в Мраморном дворце прошла ретроспективная выставка Татьяны Назаренко. Событие в художественной жизни и Петербурга, и Москвы.
Не часто доводится встречать столь сильное, правдивое, по человечески горестное искусство. Не часто предстает на современных выставках такая – живая, подлинная Россия, смятенная, жестокая и беззащитная; с невеселыми гуляньями и пьяными застольями; с людьми, снующими в переходах, где все равны и все равно бездомны – нищие и торговцы, инвалиды нескольких войн и блестящие эстрадные звезды… Страна с непредсказуемой, не отпускающей от себя, великой и трагической историей.
Не часто художник с подобной честностью показывает себя таким – такой, какова она есть, женщиной, казалось бы блестящей, светской, избалованной мужским вниманием – и обнажено-ранимой, не защищенной, одновременно и своей, и чужой в этом беспощадном мире… Не часто современные художники так используют новые, не традиционные формы и материалы – инсталляции, «обманки», фанеру, пенопласт – не из высокомерного презрения к якобы «устаревшей» классической живописи, не для того, чтобы спрятать за модными «новациями» отсутствие таланта и мастерства, а ради того, чтобы обострить свое и без того блестящее мастерство, придать реализму новую, почти пугающую силу. И не часто в наши дни приходится встречать такие издевательства, пренебрежение, злобу, какие поспешила вылить на голову Татьяны Назаренко независимая «демократическая» пресса. Поистине, с 1948 года не позволяли себе критики так расправляться с художником, как расправились с Назаренко. Все, что только возможно было измыслить, склепать против нее – измыслили, склепали. Всем попрекнули: и немолодым возрастом, и тем, что она, «неразумная москвичка» сунулась в Петербург со своим «откровенно-московским» «агрессивным», «лубочным», художественным языком, который «в Ленинграде еще бы поняли, но в Петербурге чужом совершенно». И тем, что «привезла в русский музей не только дух московского бомонда, но и его видного представителя – Зураба Церетели», который – подумать только! Преподнес ей на открытии выставки букет цветов. («Коммерсант») И тем, что она «и в оппозиции официальному искусству находилась, и премии одновременно получала», «увенчана всеми возможными в России регалиями – заслуженный художник, член президиума Российской академии художеств, руководитель собственной мастерской в Суриковском институте». И тем, что «полна энергии, имеет двух сыновей и прекрасно выглядит – казалось бы, у человека все есть, радуйся жизни и делись со зрителями картин своей радостью. Но не тут то было» – люди у нее «большие и безобразные», все ее искусство «черный юмор», «картонно-пенистые провокации» и т.п. («Шанс»). Попрекнули даже тем, что она …женщина: «дама, совсем уж небывальщина, а для Москвы обычное дело… Было ли что такое в Ленинграде? Кажется, нет». («Афиша») Ну, и конечно тем, что «никогда не была гонимой»… Да, Татьяна Назаренко, как и все подлинные художники 1960-70-х никогда не афишировала своих «обид», не выставляла напоказ проработок КПСС, не похвалялась тем, сколько раз не брали на выставки ее работы, ругали в прессе и пр.. Ей, как и другим «шестидесятникам» и «семидесятникам» было что предъявить зрителям поценнее наезда Хрущева в Манеже и разгрома «бульдозерной выставки» – свое сильное, смелое, беспощадное к соцреалистической лжи искусство.

На вернисаже кто-то сказал автору: «Татьяна, какая же вы разная!» Разная? Да нет, напротив: очень цельная, всегда узнаваемая Татьяна Назаренко, художница, живущая не умозрительными рассуждениями, а интуицией, самозабвенно, по-женски, не умом, а сердцем отдающаяся велениям своего незаурядного таланта – неустанно творить, пробовать, воплощать в разных пластических формах свое до боли острое видение жизни. Такой она была в 70-е годы, такой остается по сей день.
В наше время («независимая» критика могла бы это заметить) – многое изменилось в России, в том числе и в Российской академии художеств. «Представитель бомонда» Зураб Церетели привлек в президиум не только Назаренко, но и Никонова, и Голицына, и Жилинского, и Митурича, и Мессерера – блестящих художников, определяющих истинный уровень русского искусства. Впрочем, как для кого. Для тех, для кого искусство Назаренко шокирующее «высокомерие», «удручающий диссонанс», «шедевры» в кавычках и т.п. – все эти имена равно неприемлемы. Почему? Что-то я не припомню, чтобы «Коммерсант» позволял бы себе подобные «разносы» в адрес «актуального искусства», чтобы «независимую критику» шокировали обгаженный курами Лев Толстой Кулика, помойки и сортиры Кабакова, закамуфлированные под фрукты половые органы Юлии Бочковой и т.п. Чтобы «Афиша» попрекала «актуальных художников» тем, что в своих инсталляциях и акциях они используют не то что пенопласт и фанеру, а натуральных дохлых мух, зарезанного на глазах у публики поросенка и т.п. Ставила бы им на вид то, что они пользуются прямой поддержкой властей предержащих, почтительно открывающих их экспозиции на российских и международных выставках, щедро оплачивающих бьеннале «актуального искусства», закупку его в ГТГ и т.п..
Не замечаю я у «независимой критики» и особого желания сражаться с компьютерным нео-салоном, цинично обсуживающим невысокие вкусы «новых русских». Чем же так возмутила щепетильных «папарацци» Татьяна Назаренко? Чем возмущает Зураб Церетели? Не тем ли, что их ИСКУССТВО – а в искусстве важно только он само, а не те или иные биографические перипетии художников, их титулы и звания – и впрямь, как пишет «Шанс», «больно¢ действительностью», что эти, казалось бы, по обывательским меркам «преуспевающие художники», не могут оставаться равнодушными к «язвам нашего времени», к его боли, к ЛЮДЯМ, на чью долю выпали эти «язвы». Что не «радуются» как очень многие своей шикарной, обеспеченной жизни, не похваляются этой своей «радостью» перед зрителями своих картин – людьми, у которых оторваны ноги войной, и угроза гибели висит над головой, и стоят в глазах жертвы терактов… Что не чужды им такие понятия как сострадание, чувство долга, потребность противостоять ЗЛУ тем, что им дано – своим искусством…
Кому-то, видно, очень мешает Назаренко. То ли слишком уж талантливым и НАСТОЯЩИМ предстает ее искусство на фоне «актуальных» выставок с их унитазами , фаллосами и фотографиями зашитых трупов в морге. То ли укоряет своей правдой тех, кому хотелось бы вообще истребить такое понятие как художественная правда. То ли требует от папарацци чего-то такого, чего у них заведомо нет – совести что ли…
Ну что ж. В России злобная газетная ругань часто оборачивалась высшим признанием.
М.Чегодаева

версия для печати